Кристалл и хлебная корка
Вечер был холодный, злой и зимний. Как никакая другая погода созвучный настроению спектакля, который режиссер Миша Кайт назвал «Дом без света».
Вечер был холодный, злой и зимний. Как никакая другая погода созвучный настроению спектакля, который режиссер Миша Кайт назвал «Дом без света».
Концерт наполнен бурной энергией, гипнотической¸ победной, юным смятением чувств, красотой звучания.
Любовь здесь - тот же шторм, который разбил корабль. Шторм - подарок судьбы, веление рока, которое люди часто готовы принять за проклятие и кару.
В жизни все так переплетено, так перемешано - грусть и смех рядом, возвышенное и безгранично печальное будто слито воедино. В театре «Гешер», во всем нашем мире-театре.
Старинный город Рамла спит под просторным синим куполом небес. Мы проезжаем по улицам, вполне нарядным и застроенным новыми домами.
В этих моих заметках речь пойдет о театральной работе, которая прозвучала сильно и горделиво. Этакая художественная бомба - если бомбы бывают позитивными…
Алексей Володин имеет собственный стиль, свою неповторимую окраску звука. Его роденовской лепки пальцы - чудо и своеобразный театр. Рояль Володина звучит фантастически.
Алые силуэты на афише, в пространстве нескольких залов, которые будто перетекают друг в друга, будто нащупывают рифму, пейзаж.
Израильская драматургесса Эдна Мазиа умеет писать пьесы, которые приносят театру кассу. Эта элегантная дама знает законы, по которым работает популярный театр.
Если вы решаете для себя, идти ли на спектакль, скажу так: идти непременно! Время Онегина, Татьяны, Ленского, время несвоевременной и немодной любви теперь придет нескоро.
Гетто. Это страшное слово - как тавро на теле земли, на душе народа моего. Гетто - само слово звучит бедственно и безнадежно.
Создание Авшалома Полака и его соратников бросило вызов земному притяжению всей силой телесного беспредела.
Пьеса Кристофера Демоса-Брауна "Американский сын" перекочевала к нам, на сцену тель-авивского Камерного театра.
Я хочу сказать о театре. О театре, который носит название "Каров" ("Близкий"), и служит символом сразу многих тенденций и явлений.
Мир меняется. Это стало уже общим местом, банальностью. Он менялся всегда, но знаки катастрофичности проявляются сегодня с особой ясностью.
Симфонический оркестр Раананы продолжает праздничные мероприятия по поводу своего тридцатилетия.
Что объединяет поэта Александра Пушкина, композитора Петра Чайковского, литературных персонажей Евгения Онегина и Татьяну Ларину, и культурного израильского зрителя?
Театральная студия Йорма Левинштейна по праву пользуется авторитетом, относится к лучшим кузницам актерских талантов в Израиле.
Центр Сюзан Далаль в Тель-Авиве - место уникальное. В мире такого нет. Империя этого самого современного танца, лаборатория, живая фестивальная платформа.
Итак, «Волшебная флейта». Зингшпиль в двух главах. Торжественное утверждение того, что жизнь продолжается.
Этот труднейший концерт предполагает особую харизму, невероятность трактовки и оригинальность личностного подхода пианиста.
«Regarding». Так называется фестиваль современного искусства, который призван дать новую актуальную суть классическим сюжетам. Героям, образам, символам. Знакомым и знаковым.
Я снова посмотрела эту танцевальную загадку и притчу. Не вчера, и даже не несколько дней назад. И все время после того вечера не перестаю о нем думать.
«Чайка». Пьеса о людях искусства. Эти люди - несчастны. И все время мечтают о счастье. И плохо понимают, что же может им принести хотя бы тень, частичку, грамм счастья.
«Клад под мостом». Спектакль очень хорошего театра для самых главных зрителей. Путешествие за чудом, за удачей, в поисках незаслуженной награды. В стремлении понять и подрасти душой.
Зрители, которые видели спектакль «Ромео и мама», сохранят о нем память. Потому что он задевает каждого, каждому предъявляет счет.
Вакханалия… Фантасмагория… Метафорическая вариация на тему великой книги, не потерявшей своего значения и сегодня…
Это был вечер-праздник. Вечер-пир. Спектакль Иерусалимского балета в международном центре танца Сюзан Далаль в Тель-Авиве.
"Кое-что еще можно было спасти". Этой звякнувшей, как из музыки Штокгаузена, фразой, неустойчивой, грустной, завершает Дмитрий Быков свою новую книгу "Эвакуатор".
Кто он был? Был ли на самом деле? Сын перчаточника, муж Энн, гений и ростовщик, сокровенная тайна старой безумной планеты…