Кто кем играет?
Миротворцам всех мастей и нашим вечным врагам нетрудно было услышать здесь утверждение, что жизнь еврея более ценна, чем жизнь араба.
Миротворцам всех мастей и нашим вечным врагам нетрудно было услышать здесь утверждение, что жизнь еврея более ценна, чем жизнь араба.
Коалиционные переговоры давно уже напоминают восточный базар, где предметом торга становятся должности, министерства, статьи бюджета.
Успокоение ближневосточных союзников - необходимая для США мера в свете продолжающихся закулисных и явных переговоров с Тегераном.
Мало кто вызывает столько негодования у алии 90-х, как нынешние олим. Больше всего раздражает, что нападки старожилов их вовсе не трогают.
Когда Нетаниягу только заручился поддержкой Смотрича и Бен-Гвира, левые СМИ предсказывали, что двери камеры Амира вот-вот откроются.
Как и тридцать лет назад, правые и левые, представители власти и демонстранты видят друг в друге врагов.
Конфликт между ашкеназским и сефардским еврейством считается гораздо более глубоким, чем идейные, религиозные и прочие противоречия.
Напрасно юрсоветник и другие противники Нетаниягу думают, что при ином правительстве и новой коалиции в нашу жизнь вернется закон, а на улицы - порядок.
Это не значит, что другого повода для операции не было. Но из происходящего в Дженине явно торчат политические "уши".
Увы, нет сомнений: идея изменить закон о возвращении направлена против олим с постсоветского пространства, только против них.
В переводе на самый простой язык: политики добиваются гарантий незыблемости своей власти. Ради этой цели который месяц ведутся сражения.
Утешительным призом для Израиля должен послужить мирный договор с саудитами и два бонуса - безвизовый режим и приглашение Нетаниягу в Белый дом.
У нас решают проблемы по мере их поступления. Поэтому Израиль всегда не готов к жаре, холоду, дождю, пандемии, экономическому кризису...
Если бы политики Израиля действительно хотели сократить пропасть между ультраортодоксальным и остальным населением, они бы это сделали.
В нашей жизни так часто случается форс-мажор вроде ковида или войны, что всегда есть шанс списать на них все экономические неприятности.
Зачем нужно привлекать к охране марша две тысячи полицейских и военных - ведь мы пойдем по своему городу?
На собственной должности Бен-Гвиру похвастаться нечем. В ведомстве царит разброд, полиция не хочет подчиняться министру, в стране растет преступность.
В стране, которая гордилась низким уровнем преступности, сегодня почти каждый день льется кровь и уровень преступности выходит из-под контроля.
Слабый лидер внушает народу меньше доверия, чем лидер - манипулятор и интриган. Что до союзников, то для них это - настоящая красная тряпка.
Есть ли сегодня в Израиле человек, способный вывести страну из тупика внутренних конфликтов и противоречий? Оказывается, есть. Бени Ганц.
На фоне скромных пособий для "ницулей Шоа" памятные торжества в День Катастрофы выглядят почти таким же лицемерием, как День Победы в России.
Даже если придерживаться сухих фактов, приходится признать: нынешняя тактика борьбы с террором неэффективна, чтобы не сказать - провальна.
Народ Израиля слишком долго пугали возгласами: "Иран! Война! Ядерное оружие!" и отвлекали этим от социальных и экономических проблем.
Ну что, революция окончена - расходимся? Будут ли протестующие добиваться отставки правительства или удовлетворятся его уступками?
Безопасность по-прежнему служит паролем, открывающим дверь во власть. Этим понятием вовсю жонглируют правые лидеры в своих предвыборных речах.
На самом деле, в Израиле идет борьба не за свободу и не за демократию, а за власть. Те, кто победит в ней, определят будущее страны на много лет вперед.
В левых кругах очень популярна идея о том, что Израиль не выживет без Америки и должен согласовывать с ней все свои шаги.
Как получилось, что пролитая кровь наших сограждан стала меньше значить для народа Израиля, чем написанные на бумаге не очень справедливые законы?
Страна, которая относит себя к цивилизованному миру, не может проводить внутреннюю политику без оглядки на международное мнение.
Время идет, а новая алия из России и, в меньшей степени, Украины, по-прежнему вызывает бурные споры среди тех, кто приехал 30 лет назад.